Мое собственное знакомство с этой сказкой для детей старшего и пожилого возраста началось с большой, на целый разворот, статьи в одном из таблоидов середины 90-х. Затем я встретил ее в книге «Новая инквизиция» старого шутника и любителя подергать ваш разум за хвост Роберта Энтони Уилсона. Потом до меня дошли слухи, что эту историю использовал Дэн Браун в Коде да Винчи. А затем уже в сериях исторических книг появились опусы про тамплиеров, Грааль и Марию Магдалину. Вот для того, чтобы вы ненароком не скушали бяку под маркой серьезного исторического исследования, я и пишу этот текст. Поскольку речь в нем пойдет о мистификациях, фальсификациях, жульничестве и авантюрах, то приготовься, читатель, получать куски информации понемногу )))
1) Самозванец. Последний из Меровингов — Пьер Плантар.
Главный фигурант всей этой истории родился 18 марта 1920 года, в славном городе Париже, в семье дворецкого и кухарки. Имя его, Пьер Атанас Мари Плантар, никак не выдавало потомка династии Меровингов. Окончив школу, 17- летний Пьер стал ризничим в парижской церкви Сен-Луи д’Энтин и основал ультранационалистическую организацию мистического толка «Французский союз». Впрочем, мистический уклон никак не помешал вполне унылой и скучной идеологической цели «национальной революции», как борьбы с жидомасонами.
Работать Пьеру скоро надоело, и он стал жить на шее у матери, перебивавшейся нерегулярными заработками и получающей пенсию по гибели кормильца — отца Пьера. Сам себя он титуловал журналистом, но на деле он был авантюристом, любящим пускать пыль в глаза.
Вишистское правительство разогнало масонские организации, и 16 декабря 1940 Пьер написал письмо Пэтену, предложив свои услуги правительству в борьбе с «ужасным масонским и еврейским заговором». Увы, два французских патриота не поняли друг друга… Точнее, чиновники очень хорошо поняли, что молодой прохвост хочет просто присосаться к своим единомышленникам. Но Пьер не унывал. Он продолжал создавать различные «организации», попытался отжать пустую квартиру «английского еврея Шапиро», выпускал газету. Несмотря на отсутствие разрешений от оккупационных властей, его не трогали, хоть и не помогали. Для главы ряда нелегальных организаций и человека, печатающего неразрешенную газету под немцами — весьма неплохо.
После освобождения Пьер срочно переквалифицировался в «участники Сопротивления». Устав организации, которая теперь зовется «Альфа Галатес» срочно вносятся пункты о непринадлежности членов к немецким или пронемецким организациям и о помощи пострадавшим от немцев. В легендариуме Пьера появляется четырехмесячное «тюремное заключение», о каковом органы власти даже не догадывались. Впрочем, таких «сопротивленцев» в послевоенной Франции хватало, и такая наглость спокойно сошла ему с рук.
В 1951 году Плантар женится на Анне-Лее Хислер, моложе его на десять лет, перебирается в городок Анмас у границы с Швейцарией и работает там чертежником. Брак просуществует недолго — в 1956 они разведутся. Вроде бы Пьер остепенился, но мошенники НИКОГДА не переквалифицируются в управдомы. Судя по всему, в 1953 году Плантар отсидел шесть месяцев за злоупотребление доверием. В это же период своей жизни он работает над созданием организации, которая наконец-то принесет ему мировую известность.
20 июня 1956 года в городке Сен-Жульен-ин-Женева была официально зарегистрирована созданная Пьером Плантаром и Андре Бономе организация с названием «Приорат Сиона». Цели организации декларировались как поддержка строительства дешевого жилья и критика местной власти через собственый журнал «Кругооборот». Сионом называлась местная горка, на оторой как бы и должны были строиться дома. К концу 1956 года «Приорат Сиона» развалился. Вот, собственно, и вся его история. Остальное — это выдумки.
В 1958 году Пьер возвращается в Париж. где якобы поодерживает Де Голля во время алжирского кризиса. Ну, вы уже помните историю «борца сопротивления», поэтому, понимаете, чего реально стоит эта «поддержка». В 1959 году Плантар возобновляет выпуск журнала «Кругозор», который теперь чуть менее чем полностью посвящен теперь паранормальщине и мистике. Сам Пьер рекламировал себя как ясновидца.
В 1961 году Плантар прочел статью Жерара де Седе о замке Жизор, якобы скрывающем сокровища тамплиеров. Он пишет тому письмо, и два криэйтора приступают к написанию книги «Тамплиеры Среди Нас, или Загадки Жизора» вышедшей в 1962. На ее страницах впервые вновь появлется Приорат Сиона, теперь уже как могущественная тайная организация. В 1962 году же Плантар начинает ваять книгу о «сокровищах» Ренн-ле-Шато. Увы, его унылый креатифф никто не хотел брать, и за переделку книги взялся Жерар де Седе. Тем временем, к 1964 году Плантар придумал новую фишку — он объявил себя потомком Меровингов. Точнее, он сфальсифицировал пергаменты, в двух из которых содержались родословные, якобы составленные доктором Эрве и аббатом Пишоном (1828-1905) по приказу самого Наполеона Бонапарта, узнавшего от Сийеса о том, что потомки Меровингов еще живы. Что вы говорите? Наполеон умер задолго до рождения аббата? Вот потому вы и не потомки Меровингов )))
Плантар добавлял, что его умерший родственник, аббат Пьер Плантар, бывший викарий церкви Святой Клотильды в Париже доделал генеалогию выжившей линии Дагобера II 18 марта 1839 года. На самом же деле Плантар содрал одну из генеалогий, опубликованных Луи Сорелем в 1 номере 1960 года журнала Les Cahiers де l’Histoire, и приделал к ней нужные ему куски. Солидную «генеалогию» получил и Приорат Сиона. Теперь он был, согласно пергаментам, основан самим Готфридом Бульонским и назван в честь горы Сион в Иерусалиме.
Книга Жерара де Седе «Золото Ренна» вышла в 1967 году. Она представляла собой адаптацию истории Ноэля Корбу о священнике Беранже Соньере, обнаружившем в 19 веке сокровище Бланки Кастильской в деревушке Ренн-ле-Шато. но теперь в нее были добавлены на основании «пергаментов» сведения о том, что хранителем тайн Ренн-ле-Шато является наследник Меровингов — Пьер Плантар. Книга расходилась на ура, и возник сакраментальный вопрос — как делиться будем, по-братски или по-справедливости. Плантар считал, что главную работу сделал он, а Седе — всего лишь «литературный негр». Седе же полагал, что унылую писанину Плантара не то что не купили бы. а даже не напечатали. Не сумев поделить роялти, «творческий дуэт» распался. Но книга официально была написана Седе. И тогда друг Плантара, Филипп де Шерези, признался, что пергаменты — это его подделка.
Если вы думаете, что после этого Плантар перестал называть себя потомком Меровингов — не ходите в самозванцы ))) Дело было сделано — благодаря книге Седе Пьер Плантар приобрел известность, как хранитель тайн Ренн-ле-Шато. В 1972 году Пьер женился на Анне-Мари Шевалье, а дружкой на его свадьбе был… Филипп де Шерези. С 1975 года Плантар именует себя Плантар де Сент-Клер. Впервые в таком виде его фамилия появилась в интервью «Эре Водолея». Согласно легендариуму Приората Сиона «Жан VI де Плантар» женился на члене Дома Жизоров и получил графство Сент-Клер. Кроме этого, Плантар присвоил себе еще один вымышленный титул — Граф Рэде.
К 1978 году Плантар начал утверждать, что его дед лично встречался с Беранже Соньером, а когда в 80-х Жан-Люк Шомель выяснил, что «генеалогии» попросту содраны у Луи Сореля, сфабриковал фальшивый чек на имя своей бывшея жены. якобы и опубликовавшей их под псевдонимом.
Когда в 1982 году книга «Святая Кровь и Священный Грааль» вновь сделала Плантара всемирно известным, он вначале в интервью французскому радио заявил, что все в ней написанное — полная фантастика, а позже… вновь объявил все документы 60-х и 70-х годов по Приорату Сиона подделкой. «Вот такая я загадочная»
В конце 80-х Плантар вновь начал выпуск газеты «Победить» (той самой, за которую его якобы посадили немцы). это было связано с его надеждами на Валери Жискар дЭстена, как сторонника Соединенных Штатов Европы. История Приората Сиона была переделана. По новой версии, документы, найденные в Барселоне, доказывают, что орден был основан 17 января 1681 года в Ренн-ле-Шато, месте пересечения мистических энергий. Весь корпус документов был пересмотрен. Он был вызван «ошибками расшифровки» и фальсифицирован «из-за политического давления в 1956».
В письме от 4 апреля 1989 года Плантар писал, что Виктор Гюго «составил конституцию Приората Сиона 14 июля 1870 года, в тот же день, когда он посадил дуб Соединенных Штатов Европы».
В 1990 году Плантар объявил себя потомком младшей ветви Меровингов от Дагобера II, а прямым потомком — Отто фон Габсбурга, происходящего от Сигиберта I «Плант-Ара».
Циркуляр Приората Сиона, произведший Рожера-Патриса Пела в Великие Магистры Приората имел неожиданные последствия. Пела был другом Миттерана и оказался замешанным в скандале с премьер-министром Пьером Береговым. Судебное расследование в октябре 1993 привело к обыску в доме Плантара. Документов, связанных с Пела, не нашли, но обнаружили гору фальшивых документов, в том числе провозглашавших Плантара Королем Франции. Под присягой он признался, что все документы Приората Сиона были фальшивками и скрылся в своем доме на юге Франции. о нем ничего не было слышно до самой его смерти в Париже 3 февраля 2000 года. «Потомок Меровингов» был кремирован.
Кэндес Бушнелл — Пятая авеню, дом один
12 3 4 5 6 7 …101
Посвящается Хизер Шрёдер
Пролог
Это была только роль в телесериале и только «двушка» в Нью-Йорке, но даже гораздо менее лакомые кусочки достаются с большим трудом, и даже в Лос-Анджелесе люди знают цену pied-а-terre на Манхэттене. А сценарий пришел в тот же день, что и бумаги о разводе.
Снимающий режиссер заклеймил бы такое совпадение как притянутое за уши и неправдоподобное, но Шиффер Даймонд обожала мистические стечения обстоятельств и знаки судьбы. Ей нравилось верить в детскую сказку, что все на свете происходит не без причин: карьеру киноактрисы она начала в ранней юности, и сказки, можно сказать, были ее хлебом. Шиффер Даймонд согласилась на роль, ради которой требовалось на полгода перебраться в Нью-Йорк, где у нее, как мы уже сказали, была «двушка» на Пятой авеню. Сначала Шиффер планировала пробыть там до окончания съемок и вернуться в собственный дом в Лос-Фелисе, но через два дня после того, как дала согласие на роль, в «Айви» она наткнулась на своего бывшего мужа, обедавшего с молодой женщиной. Экс-супруг Шиффер сидел за столиком в центре зала, упиваясь своим новым статусом руководителя сетевой корпорации, а к его спутнице официанты относились столь предупредительно, что сомнений не оставалось — это и есть его новая пассия. Про девицу говорили, что она концертирующая пианистка из знаменитой семьи, однако у нее был лощеный вид дорогой проститутки. Очередная банальнейшая связь. Впрочем, за двадцать пять лет пребывания в Голливуде Шиффер усвоила, что мужчины ничуть не возражают против стандартных джентльменских наборов, особенно в том, что имеет отношение к пенису. Именно в момент, когда отдала парковочный талон служащему «Айви», стоя в темных очках в ожидании машины, Шиффер Даймонд решила продать дом в Лос-Фелисе, забыть Лос-Анджелес и переселиться в свою «двушку» на Пятой авеню.
— Шиффер Даймонд будет играть в телесериале, — сказала Инид Мерль своему племяннику Филиппу Окленду.
— Значит, совсем отчаялась, бедняжка, — с наигранным трагизмом вздохнул Филипп.
В доме номер один на Пятой авеню тетушка и племянник занимали две лучшие (после люксового триплекса наверху) квартиры на тринадцатом этаже, со смежными балконами, разделенными прелестной белой решеткой. Именно через эту решетку Инид сейчас и разговаривала с Филиппом.
— Роль, судя по всему, очень хорошая, — возразила Инид, сверившись с листком, который держала в руке. — Она будет играть настоятельницу монастыря, которая оставляет церковь, чтобы стать главным редактором журнала для подростков.
— Поразительно правдоподобный сюжет, — сказал Филипп с сарказмом, с каким неизменно относился к голливудской кинопродукции.
— Ну, не менее убедительный, чем фильм о гигантской рептилии, которая терроризирует Нью-Йорк. Как бы я хотела, чтобы ты забросил свои сценарии и вернулся к серьезной литературе…
— Не могу, — улыбнулся Филипп. — Я в безвыходной ситуации.
— Сериал основан на реальных событиях, — продолжала Инид. — Прототип главной героини — некая Сандра Майлс, сменившая келью настоятельницы монастыря на кабинет главного редактора молодежного журнала. Такой случай действительно имел место в семидесятые годы. Я приглашала Сандру Майлс на обед раз или два. Совершенно жалкая особа — переживала, что муж гуляет. Ну конечно, столько лет оставаться девственницей — где ж набраться опыта? Что она в постели умеет? Ладно, — сменила тему Инид, — сериал будет сниматься в Нью-Йорке.
— Угу, — ответил Филипп.
— Значит, мы снова будем встречаться с ней в подъезде, — сказала Инид.
— С кем? — с деланным безразличием переспросил Филипп. — С Сандрой Майлс?
— С Шиффер Даймонд. Сандра Майлс давно уехала из Нью-Йорка. Может, ее и в живых уже нет.
— А вдруг она поселится в гостинице? — предположил Филипп, имея в виду Шиффер Даймонд.
— С какой это стати при наличии собственной квартиры? — пожала плечами Инид.
Когда тетушка удалилась к себе, Филипп еще немного постоял, глядя вниз, на парк на Вашингтон-сквер, на который открывался великолепный вид с террасы. Парк, по-июльски зеленый и пышный, еще не ведал о приближении августовской жары и засухи, но вместо зеленой листвы Филипп видел пирс острова Каталины — он мысленно перенесся на двадцать пять лет назад.
— Ага, значит, это ты то самое юное дарование? — спросила Шиффер Даймонд, незаметно подойдя сзади.
— Что? — удивленно обернулся он.
— Мне сказали, ты автор сценария этого паршивого фильма!
— Если, по-вашему, он такой паршивый… — сразу ощетинился он.
— То что тогда, юноша? — невинно спросила она.
— Зачем же вы в нем снимаетесь?
— А фильмы вообще паршивые по определению. Кино — это не искусство. Просто деньги нужны всем, даже гениям.
— Я пишу сценарии не ради денег, — сказал он.
— А ради чего?
— Чтобы знакомиться с девушками вроде вас, — осмелев, заявил Филипп.
Шиффер Даймонд засмеялась — белоснежные зубы блеснули на загорелом лице. Она стояла перед Оклендом босиком, в белых джинсах, темно-синей футболке и явно была без лифчика.
— Хорошо сказал, юноша, — одобрила она, повернувшись уходить.
— Подождите, — сказал он. — А вы правда думаете, что фильм плохой?
— А сам ты как считаешь? — ответила она вопросом. — Говорят, нельзя судить о таланте мужчины, пока не переспишь с ним.
— Вы планируете со мной переспать? — Окленд шутливо вытаращил глаза.
— Я никогда ничего не планирую. Предпочитаю естественный ход событий. Так гораздо интереснее жить, не знал? — С этими словами Шиффер ушла готовиться к съемкам очередного эпизода.
От воспоминаний Филиппа отвлек голос Инид.
— Я только что говорила с Роберто, — сообщила она, имея в виду швейцара. — Шиффер Даймонд возвращается сегодня. На неделе в ее квартире побывала приходящая уборщица и все подготовила. Роберто утверждает, будто Шиффер переезжает насовсем. Неужели тебе не интересно?
— Безумно, — холодно сказал Филипп.
— Интересно, каким ей покажется Нью-Йорк, — мечтательно протянула Инид. — После стольких лет…
— Точно таким же, тетушка, — перебил Филипп. — Нью-Йорк не меняется. Персонажи другие — пьеса та же.
В середине дня Инид Мерль, правившая почти готовую статью для ежедневной колонки светских сплетен, которую вела уже полвека, вздрогнула от громкого стука: резкий порыв ветра захлопнул балконную дверь. Подойдя, чтобы открыть ее, Инид увидела, как потемнело на улице, и вышла на террасу. Небо над Гудзоном почти целиком заслонила подсвеченная желтым грозовая туча, напоминавшая гигантскую гору, которую стремительно несло на город. Странно, удивилась Инид, а ведь не парило, как обычно перед грозой. На террасе этажом выше она заметила соседку, миссис Луизу Хотон, в старой соломенной шляпе, перчатках и с садовыми ножницами. За последние пять лет почтенная миссис Хотон, чей возраст приближался к ста годам, сильно сдала и почти все время посвящала уходу за любимыми розами, неоднократно удостоенными высших наград на разнообразных выставках.
— Здравствуйте! — крикнула Инид (миссис Хотон была глуховата). — Кажется, надвигается сильная гроза.
— Спасибо, милая, — снисходительно обронила миссис Хотон, словно королева своей подданной. Инид покоробил бы покровительственный тон, не будь это стандартным ответом престарелой дамы любому из соседей.
— Не лучше ли вам вернуться в дом? — прокричала Инид. Несмотря на старомодные манеры миссис Хотон, которые не все понимали, Инид любила старую леди, ведь они прожили рядом больше шестидесяти лет.
— Спасибо, милая, — снова проскрипела миссис Хотон и, наверное, действительно ушла бы к себе, но ее внимание отвлекла стая голубей, резко взлетевших над парком. В следующую секунду небо стало черным и первые капли размером с хорошие зерна забарабанили по Пятой авеню, сразу перейдя в сплошной ливень. Инид бегом кинулась под крышу и уже не видела, как миссис Хотон, спасаясь от дождя, поковыляла к себе на высохших старческих ногах. Под сильными порывами ветра не выдержали крепления розовой шпалеры, которая вылетела из рамы и ударила элегантную старую леди под колени. Не удержавшись на ногах, Луиза Хотон упала на бок, сломала хрупкую бедренную кость и окончательно лишилась способности сдвинуться с места. Несколько минут она лежала под проливным дождем, пока одна из горничных, не обнаружив хозяйку в огромной, в семь тысяч квадратных футов, квартире, не догадалась выглянуть на террасу и нашла миссис Хотон под розовой шпалерой.
В то же время по Пятой авеню медленно ехал маленький кортеж из двух лимузинов-таункаров. Напротив дома номер один кортеж остановился, водители выбрались на тротуар и, сгорбившись под дождем и сыпля указаниями и проклятиями, начали вытаскивать багаж. Первым извлекли старомодный пароходный кофр от Louis Vuitton, который под силу было поднять только двум крепким мужчинам. Швейцар Роберто сразу вышел из подъезда, но остановился под навесом и вызвал помощь. Из подвала поднялся носильщик — он катил перед собой большую багажную тележку. Водители ухнули кофр в тележку, а сверху один за другим навалили остальные чемоданы.
Первые встречи Дома Cartier с Россией восходят к 1860 году, что отражено в документах агентства Maison в конце 19 века. Дом Cartier осуществлял постоянные поставки Российскому императорскому двору к Рождеству.
Первый русский клиент Дома Cartier – князь Салтыков, приобрел браслет с изумрудами, закрепленными в золоте с черной эмалью, в 1886 году. Расположив к себе самого Картье, он стал первым, кто начал создавать репутацию этого ювелирного Дома перед членами императорской фамилии.
Позднее Великий князь Алексей и княгиня Мария Павловна, урожденная принцесса фон Мекленбург-Шверин и супруга Великого князя Владимира, сына императора Александра II – посетили Картье в Париже. Великая княгиня Мария Павловна Романова стала постоянной клиенткой магазина на Рю де ла Па с 1900 года. А началось все с Луи-Франсуа Картье, который в 1847 г. стал главой ювелирного ателье мэтра Пикара в Париже. В 1856 году в его магазине сделала приобретение принцесса Матильда, племянница Наполеона I и кузина императора Наполеона III. С этого момента началось восхождение имени Картье к вершинам мировой славы и признания.
В последовавшие годы Луи-Франсуа и его сын Альфред открывают магазин в Лондоне, становятся придворными ювелирами английского, испанского и французского королевских дворов. Картье совершает поездки в Россию в 1904 и 1905 годах. С этого момента вся русская аристократия заговорила о нем и стала уговаривать Картье остаться в России. Возглавляла группу обожателей его таланта княгиня Мария Павловна Романова.
В 1907 году настала очередь вдовствующей императрицы Марии Федоровны (вдовы императора Александра III) посетить магазин на Рю де ла Па, где сам Луи Картье, знающий о её любви к ювелирным украшениям,представил свои лучшие коллекции. Мария Федоровна также выразила желание, чтобы Картье открыл собственный бутик в Санкт-Петербурге. Вскоре её желание практически сбылось, когда под Рождество 1907 года была организована временная выставка украшений Cartier в только открывшемся на берегах Невы отеле Grand Hotel Europe. С этого момента Картье становится придворным ювелиром Николая II.
Благодаря Марии Федоровне Романовой тогдашняя российская аристократия толпами стекалась на экспозицию, чтобы полюбоваться бриллиантами от Cartier, его украшениями для корсажей платьев и аксессуарами, такими как булавки для вуалей, декорированные оригинальными бриллиантовыми орнаментами. Одна из таких булавок принадлежала княгине Юсуповой.
Луи Картье и Карл Фаберже
В 1900 году все внимание мировой общественности было приковано к России, когда Карл Фабереже поразил посетителей Всемирной выставки в Париже своей коллекцией из 15 императорских пасхальный яиц, изготовленных в подарок членам царской семьи – от императоров Александра III и Николая II до царицы Александры Федоровны и вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Среди обожателей великого Фаберже был и Луи Картье.
Искусное мастерство Фабереже по созданию изделий с эмалью и поделочными камнями было столь впечатляющим, что его произведения можно было найти во всех царских дворцах, домах русской аристократии и знати. Стиль Людовика XVI в его знаменитых настольных часах с эмалью, декоративных изделиях, рамках для фотографий и аксессуаров служил вдохновением для французских художников, которые стали выпускать множество подробных предметов декора, ставших чрезвычайно модными в 18 веке.
В подражание Фаберже Луи Картье создал собственную коллекцию аксессуаров, небольших часов и наручных часов, тщательно отполированных и украшенных эмалью. Дом Cartier, конечно, не выпустил такого количества изделий, как Карл Фаберже, но представил искушенной публике новые цветовые комбинации, такие как, например, пурпурный с зеленым. Эмаль, как декоративный материал, стала очень популярной, благодаря Дому Фабереже, известному своими пасхальными яйцами. Луи Картье решил представить собственное видение этого символа русской Пасхи. Его изделия были особенно изящными, такими как настольные часы с кольцеобразным циферблатом в зеленой эмали, декорированным выгравированными золотыми гирляндами, или часы, изготовленные в 1906 году и приобретенные городской управой Парижа в 1910 году, которые позже были представлены российскому императору Николаю II во время его официально визита во французскую столицу. Эти часы были перепроданы, и сегодня являются частью коллекции Нью-йоркского музея искусств «Метрополитен».
Флора и фауна Cartier
Через культуру, инновации и традиции Картье открывал для себя великое наследие России и её богатейшие месторождения поделочных камней. Именно они вдохновили ювелира на создание легендарной «животной» коллекции. Нефрит, мрамор, родонит и обсидиан – материалы, из которых Домом Cartier были изготовлены фигурки страуса, цыпленка, ибиса. Знаменитая сова была выполнена из белого агата. Эти чудные фигурки животных в 1907 году открыли путь к хрупкой и утонченной цветочной вселенной, вдохновленной японским дизайном. Примером может служить цветочная композиция с эмалевыми лепестками в вазе из лунного камня и агата, декорированной ручками из бирюзы.
«Цветочный сад» этого золотых дел мастера изобилует огромным разнообразием цветов – магнолиями, ирисами, гиацинтами, тюльпанами и лилиями, который заметно отличаются от изделий Дома Фабереже своими внушительными размерами и менее натуралистическим видом. В то время как другие ювелиры накладывали на изделия эмаль слой за слоем, Луи Картье выстилал себе путь для будущего абстрактного стиля.
Классика жанра
Луи Картье, продолжая выпускать свои классические ювелирные изделия, которые позже получили название «стиль гирлянды», ставший революционным в тогдашнем ювелирном мире, в то же время следовал созданию многих драгоценностей, вдохновленных русским фольклором.
Например, диадема, созданная в 1908 году, стала уникальным воплощением «стиля гирлянды» в форме традиционного русского кокошника, напоминающего при этом короны древних византийских императоров в виде полумесяца. Изначально кокошники в России изготавливались из ткани, украшенной яркими атласными лентами, и были одними из самых традиционных головных уборов в 16 – 18 веках. Дом Cartier изготавливал свои диадемы под влиянием самых разных культур, в том числе черпал вдохновение и из царской России, её помпезности и пышности, а также из искусства 20 века, которое, в том числе, прославилось и русской балетной школой.
Время Cartier в России
Узнаваемый стиль Cartier адаптирован к любому проявлению элегантности. Когда появились первые ювелирные часы, изящные творения Cartier сразу же стали украшать запястья российской знати.
Граф Орлов носил драгоценные наручные часы Cartier квадратной формы со скругленными углами, корпус и браслет которых были украшены изящными декоративными орнаментами из бриллиантов. Еще один страстный поклонник украшений Cartier – князь Юсупов, сын княгини Зинаиды Юсуповой, носил часы-кулон на цепочке, до этого принадлежавшие Нелли Мельба, известной австралийской оперной диве. Являясь узнаваемым примером традиционной резьбы по дереву, вдохновленной живописью 18 века, эта нежная часовая миниатюра украшена крупным бриллиантом в самом центре, который открывается одним нажатием пальца и представляет взору циферблат часов, перевернутый вверх ногами, чтобы их обладателю было легче определять время.
Материалы, цвета и технологии Cartier
1909 год был отмечен самыми значимыми для мира искусств событиями: Русский балет Сергея Дягилева, благодаря которому такие таланты, как Вацлав Нижинский и Тамара Карсавина стали знаменитыми в одно мгновение, принес славу и известному парижскому театру Chatelet.
Луи Картье и главный художник его Дома Чарльз Жако были очарованы буйством красок, представленных в сценических костюмах дягилевской балетной труппы: оранжевого рядом с желтым, зеленого с синим, темно-синего с небесно-голубым и красного перекликающегося с розовым и пурпурным. Эти бросающиеся в глаза смелые идеи подтвердили возможность сочетания изумрудов с сапфирами и аметистов с рубинами и нефритом. Однако, когда Русский балет демонстрировал парижской публике эти невероятные для того времени сочетания цветов, у Луи Картье уже была выпущена коллекция в 1903 году, в которой он экспериментировал с ювелирными изделиями, где изумруды свободно сочетались с аметистами, а аметисты с рубинами. Тогда к созданию столь необычной коллекции его вдохновило искусство Японии и Китая.
Одной из самых любимых цветовых комбинаций Луи Картье была сине-зеленая гамма. Известный сине-зеленый кулон Cartier был создан в 1923 году. В нем изумруды и сапфиры создают уникальный меланжевый орнамент. Другой кулон в виде броши, изготовленный в 1913 году, также демонстрировал это сочетание цветов, правда вместо изумрудов в нем стоял нефрит, натуральная бирюза и сапфировые кабошоны. Этот новый стиль броши полностью изменил представление об этих дамских украшениях, принятое в то время. «Стиль гирлянды» позволял закрепить верхнюю часть брошикулона на корсаже платья, тогда как свободный её конец свисал вниз.
Влияние модернизма ярко прослеживается в коллекциях Cartier, созданных в 1913-14 годах. Тогда ювелиры Дома начали комбинировать платину и драгоценные камни с черненой сталью. Именно в эти годы появилась уникальная коллекция из шести диадем, одна из которых до сих пор находится в коллекции Дома Cartier. Несмотря на дерзкий, даже революционный по тем временам дизайн, форма, деликатное исполнение и бриллианты грушевидной огранки придают диадеме схожесть с тиарами 1908 года.
Мария Павловна Романова – одна из самых страстных поклонниц Картье
Одной из самых известных поклонниц творчества ювелиров Дома Cartier была Мария Павловна, супруга Великого князя Владимира Романова, женщина чрезвычайно богатая и покровительствующая искусствам. Мария Павловна могла в одночасье создать или разрушить репутацию, как это произошло с Сергеем Дягилевым, которому Великая княгиня сначала благоволила, а потом ввела в немилость. Тем не менее, она всегда оставалась поклонницей работ Картье. Примером может служить большая коллекция приобретенных ею украшений, включая некоторые изделия, такие как великолепный плюмаж для шляпки с изумрудами и бриллиантами, колье из шести ниток жемчуга с двумя двуглавыми орлами, украшенными бриллиантами, и подвеску с бриллиантами каплевидной формы.
Последняя представительница семьи Романовых, которой удалось бежать из России, Мария Павловна уехала в 1919 году на частном поезде до Черного моря, а оттуда на пароходе в Грецию. Свои украшения, однако, ей вывезти не удалось. Одному из английских дипломатов было предложено тайно вывезти из Санкт-Петербурга хотя бы часть уникальных драгоценностей, которые унаследовали четверо её детей. Остальные украшения, увы, были национализированы и впоследствии проданы. Такая участь постигла одно из уникальных колье, в которое Картье лично вставлял шестигранные изумруды, доставшиеся в наследство от Екатерины Великой. В 1947 году эти восхитительные камни украсили диадему еще одной легендарной женщины – Барбары Хаттон, наследницы династии Вулвортов.
Из России – с любовью
Слава Дома Cartier со временем простерлась далеко за пределы России и Европы. Даже в тяжелые годы Второй мировой войны ювелиры Cartier продолжали создавать свои великолепные украшения. Так в 1942 году Картье создает брошь «Птица в клетке», символизирующую оккупированную фашистами Францию. Вторая брошь, «Освобожденная птица», появляется в ознаменование освобождения страны.
К середине 20-го века марка Cartier была представлена во многих европейских столицах, а также Нью-Йорке. В 1969 году Дом Cartier приобретает алмаз величиной 69,42 карата грушевидной формы и затем продает его британскому актеру Ричарду Бёртону, который в свою очередь дарит его своей новой жене – американской актрисе Элизабет Тейлор (они познакомились и влюбились друг в друга на съемках фильма «Клеопатра»). Огромная цена бриллианта вызывала тогда невероятный шум в западной прессе, и супружеская «звездная» чета стала символом голливудского успеха. В начале 1970-х годов Дом Cartier разрабатывает концепцию своих фирменных бутиков Les Must de Cartier, которые открываются в Гонконге, Токио, Лондоне. В начале 1980-х появляются первые духи марки, создаются первая и вторая коллекции Высокого ювелирного искусства.
В 1992 году Дом Cartier вновь обращает свое внимание на Россию и проводит выставку «Искусство Картье» в петербургском Эрмитаже, а в 1994 году создает неповторимую коллекцию “Les Charms d’or de Cartier” («Очарование золота Картье») на темы Art Deco, Великой России и жемчуга. Похоже, вечная дружба и взаимная привязанность Дома Cartier и России, только крепнет с годами. Былая слава российской аристократии сегодня возрождается, благодаря более чем 160-летним традициям ювелиров из французского Дома Cartier.
Луи Франсуа Картье
История бренда “Cartier” – это счастливая история успеха ювелира-художника, талант которого сделал его «ювелиром королей». Луи Франсуа Картье начинал как помощник, ученик в ювелирной лавке, но со временем создал семейное дело, которое живо до сих пор.
Луи Франсуа Картье родился в 1819 году. Его отец владел мастерской, которая выпускала рожки для пороха. Мать будущего ювелира королевских особ видела в мальчике продолжателя отцовского дела. Но самого Луи Франсуа очень рано потянуло к искусству, особенно – изобразительному. Поэтому отец отдал мальчика «в науку» к Адольфу Пикару, ювелиру из Парижа. Мать Луи Франсуа была очень недовольна этим. Она считала, что порох более надежен, чем золото: спрос на порох не падает никогда, а золото – только для королей. Да и им его не нужно много. Она даже не представляла себе, что ее сын будет поставлять украшения и королям, и особам королевского двора…
Его Величество Случай
Адольф Пикар научил Луи Франсуа всему, что знал сам. Мальчик был трудолюбивым и обладал даром настоящего художника. В 1847 году 26-летний Картье купил мастерскую Пикара и начал работать по заказам. Спустя шесть лет в Париже появилась еще одна мастерская, открытая Картье.
Предприятие недолго ждало своего успеха. Через две недели после открытия в лавку вошла дама, внешний вид которой говорил о том, что голубые крови ей не чужды… Это была подруга принцессы Матильды, племянницы Наполеона Бонапарта, – графиня Ньеверкерк, но Картье об этом, конечно, не знал. Графиня купила у ювелира три брошки. С этих брошей и начался звездный путь ювелира.
Графиня была покорена открытым ею мастером. И, как все женщины, поделилась находкой с подругами. А подругами были вышеупомянутая принцесса Матильда (по мужу – княгиня Демидова) и императрица Евгения, супруга Наполеона III. Женщины были в восторге от нового ювелира – за три года они купили у него около 150 украшений. Эта сиятельная троица рекламировала Картье всем своим знакомым. Так клиентами ювелира стали многие придворные…
Спрос на украшения в те времена был большим: Наполеон III хотел возродить великолепие королевского двора после войн и волнений, поэтому часто устраивал балы и приемы. Естественно, выглядеть на таких мероприятиях нужно было соответственно. Картье покровительствовала сама принцесса Матильда, а императрица Евгения даже заказала у него серебряный сервиз.
Картье не ограничивался только украшениями: он изготавливал флаконы для духов, сумочки, пряжки. Падкие на все красивое французы наперебой делали заказы, а все европейские королевские семьи имели счет в его магазине.
Наследная корона
“Cartier” – это бренд династии ювелиров. Луи Франсуа передал свои знания и предприятие сыну Альфреду, который возглавил его в 1874 году – в непростое время, когда провозгласили Третью Республику и на смену аристократии пришла буржуазия. Конечно, новый класс только строил свое благосостояние. Многие фирмы разорялись, и Альфред изо всех сил старался сохранить семейное дело. Он сделал ставку на сохранение стиля и традиций марки: по-прежнему тщательно исполнял заказы, искал новых клиентов, вовремя оплачивал счета. Альфред показывал клиентам свою стабильность и успешность. И это сработало! В 1989 году Картье открыл свой новый салон на улице Ла Пэ – там, где располагались самые роскошные магазины Парижа.
У Альфреда, в свою очередь, было три сына, три наследника семейного дела – Луи Жозеф, Пьер Камилл и Жак Теодуль. Собственно, именно третье поколение Картье сделало бренд своей семьи мировым.
Пьер взял на себя обязанности расширять контакты с Россией и США. В России Пьер конкурирует с Петером Карлом Фаберже. Магазин “Cartier” в России так и не открылся, но заказ от Николая II получить удалось. Более того, Картье стали официальными поставщиками украшений российского двора.
Пьер смог войти и в высшие светские круги Америки: он привлек к бренду внимание крупных финансистов и промышленников США (среди них были Рокфеллеры, Форды, Вандербильты и Гоулдсы), женился на Эльзе Рамзей, которая была дочерью крупного магната, чем еще больше укрепил свои позиции в Америке.
Жак также отправился за пределы милой сердцу Франции – его целью стали страны Персидского залива. Вернее, не сами страны, а их жемчужины. А в Индии Жак смог убедить многих богатых людей в том, что платиновая оправа для камней, изготовленная по эскизам его брата, — самая лучшая оправа.
Пьер и Жак работали на продвижение бренда. Они были предпринимателями – недаром историк Ханс Надельхоффер писал о Пьере: «Это был человек большого прагматического ума, рожденный для того, чтобы стать бизнесменом». Но главную роль в успехе все-таки сыграл Луи Жозеф – именно он изготавливал чудные украшения, которые пользовались успехом, и сделал все, что стало залогом успеха бренда “Cartier”.
Король ювелиров Луи Картье… второй
Луи Жозеф стал компаньоном отца еще в 23-летнем возрасте. Именно он сделал изделия шикарными, наделил их магией и аурой. Луи Картье смог противостоять модерну (которого очень не любил) и изготавливал украшения в стиле роскошного XVIII века, которые пленяли покупателей. Он возродил стиль времен Людовика ХVI – стиль «Guirlande», позволяющий скрыть крепления между камнями. Такие украшения пользовались огромным спросом. Луи Жозеф заочно учился искусству эмали у самого Фаберже, изучая его работы. Его самая знаменитая работа – кольцо «Тринити», состоящее из трех колец белого, желтого и красного золота.
Когда-то Луи Франсуа впервые использовал платину в качестве рабочего материала. Он же предложил броши в виде животных – до него анималистический стиль в украшениях считался моветоном. Его внук Луи Жозеф сделал не меньше – он предложил первые наручные часы для мужчин (до этого наручные часы воспринимались только как женский аксессуар).
Альберто Сантос-Дюмон, авиатор-любитель из аристократического семейства, обратился к ювелиру с просьбой: не мог бы он придумать такие часы, на которые можно было бы смотреть во время полета? А то, знаете ли, очень неудобно одновременно держать штурвал и искать часы в кармане… Картье придумал модель «Santos». Общественность ахнула и принялась скупать мужские наручные часы. Видя всеобщий восторг, «Cartier» начинает сотрудничество со швейцарскими часовыми компаниями и работает над дизайном: в 1915 году появились часы с квадратным корпусом.
«Cartier» стал самым знаменитым ювелирным брендом. Братья поставляли украшения ко двору Франции, Португалии, России, Италии, Румынии, Египта, Греции… Английский король Эдуард VII назвал Картье «ювелиром королей, королем ювелиров». Титул прижился: по сей день выставки «Коллекции Картье» проходят именно под таким названием.
Королям нужны советники
Уникальность украшений, созданных руками Луи Франсуа (он никогда не повторялся), роскошность стиля Луи Жозефа, новшества, введенные в ювелирную моду тремя поколениями Картье – все это сыграло на пользу бренда. Но, конечно, без грамотного управления выход компании на мировой уровень был бы невозможен. И здесь сыграли свою роль Жак и Пьер.
Пьер, живший в Америке, в 1909 году решил открыть в Нью-Йорке магазин “Cartier”. Так на Пятой авеню благополучные американцы смогли приобрести фирменные украшения. Вообще-то, Картье как бренд уже были известны в Америке еще с 1870-ых годов, поэтому магазин встретили с распростертыми объятиями. Жак встал во главе лондонского представительства “Cartier”.
Торговая марка “Cartier” зарегистрировалась только в следующем, 1910 году. Тогда же на свет появился логотип компании, представляющий собой такой желанный для многих вензель из двух “С”…
Париж, Лондон, Нью-Йорк – эти три города стали тремя «посольствами» бренда. Братья хорошо понимали, что каждый город и страна имеют свои особенности и потребности. Поэтому на изделиях из каждого города красовался не общий логотип “Cartier”, а свой собственный: “Cartier Paris”, “Cartier London” и, соответственно, “Cartier New York”. Конечно, украшения для каждого из городов отвечали художественным вкусам страны. Как Картье удалось этого добиться? Очень просто. В каждом из городов у Картье был свой «Иван Сусанин», который вел их не в болото, а на вершину. Это были персонажи из светского общества, которые стали советниками ювелиров, просвещавшие их относительно предпочтений местной элиты: Жанна Туссен в Париже (светская дама, подруга Коко Шанель), Бони де Кастельян в Лондоне (английский денди французского происхождения) и Жюль Глензер в Нью-Йорке. Жюль имел большой круг знакомых среди банкиров, магнатов, звезд Голливуда и политиков. Благодаря его связям, бренд “Cartier New York” быстро завоевал популярность среди элиты американского общества.
После смерти Луи Картье (он скончался в 1942 году), “Cartier” возглавил Пьер. Однако уже в конце 40-ых годов передал правление в руки сына Луи Клода, а сам возглавил уже привычный и родной ему “Cartier Paris”.
Пьер прожил дольше своих братьев: он умер в 1965 году. Вместе с его смертью в Дом “Cartier” пришел раскол: Дом распродали по частям. Три кита – “Cartier Paris”, “Cartier London” и “Cartier New York” — теперь плавали в разных морях. К счастью, их разделили ненадолго. Уже в 1972 году “Cartier” снова стал единым.
Сегодня “Cartier” – это 14 компаний, которые занимаются производством аксессуаров, часов и, конечно, украшений, перед которыми трудно устоять. Фирма уважительно относится к своей истории и ее сохранению, поэтому выкупает свои собственные изделия, которые относятся к разным этапам развития бренда. А история у “Cartier” по-настоящему шикарная и красивая…